История Киева конец XII — первая половина XIII вв. Время «Слова о полку Игореве»

Начиная с 70-х годов XII ст. в Приднепровской Руси намечаются существенные перемены в социально-экономической, политической и культурной жизни. Со времени, когда в результате дальнейшего развития феодальных отношений обособились от Киева отдельные древнерусские земли-княжества, прошло почти полвека.

За этот период окрепли и выросли города, усилило свое влияние вотчинное боярство. Существенные перемены назрели и во взаимоотношениях между отдельными древнерусскими землями, а также в их отношении к Киеву. Ко второй половине XII в. в древнерусских областях окончательно обосновываются княжеские династии. Исключение составляли Новгород, где утверждается строй боярско-купеческой республики, и Киев, где за «великокняжеский стол» боролись княжеские династии, главным образом, смоленских и волынских Мономаховичей и черниговских Ольгоничей. Вместе с тем Киев продолжал оставаться не только столицей Руси, но и крупнейшим торговым, ремесленным и культурным центром страны. И литературные, и археологические источники свидетельствуют о бурном развитии торговли в Киеве в конце XII — начале XIII вв. Этому развитию сильно мешали разгромы города, учиняемые враждующими князьями, и усиливающийся натиск половцев. От княжеских распрей и нападений кочевников на владения Киевской земли страдало и киевское боярство, превратившееся в конце XII в. в сильную политическую силу. Крепло купечество и ремесленное сословие, объективно складывались условия, подобные тем, которые существовали в Новгороде. В 1181 г. «киевской синьйории» удалось заключить соглашение («ряд») между двумя борющимися за Киев княжескими династиями — смоленскими Ростиславичами и черниговскими Ольговичами — об их совместном правлении Русской землей и Киевом.

Киевским князем был объявлен Святослав Всеволодович Черниговский, а Русским — Рюрик Ростиславич Смоленский. Результаты учреждения дуумвирата не замедлили сказаться. Пятнадцатилетний период (1181—1194 гг.) совместного правления Святослава и Рюрика был временем сравнительного спокойствия в Русской земле, когда прекратились княжеские распри и война велась лишь с половцами. Это был период расцвета культуры, искусства и архитектуры древнего Киева. После смерти Святослава Всеволодовича в 1194 г. Рюрик единолично захватил власть и с 1203 г. опять начинаются усобицы и борьба за Киев. Первая половина XIII века — вплоть до нашествия хана Батыя — была временем, в политическом отношении неблагоприятным для Киева (если не считать сравнительно спокойного времени правления Ростиславичей с 1214 по 1233 г.), но процесс развития торговли, ремесел, культуры, архитектуры и искусства продолжался и был трагически прерван взятием и разрушением Киева ордами хана Батыя.


С середины XII ст. в Киеве и Киевской земле, являвшейся в ту пору доменом великих князей, отмечается интенсивное градостроительство. Так, из 43-х известных по летописям городов Киевской земли 25 впервые упоминаются в рассказах о событиях XII века и, главным образом, второй его половины. В Киеве продолжает развиваться и старый город — Гора, где строятся церкви, монастыри, княжеские и боярские дворы. Интенсивное каменное строительство велось на Подоле, на Копыревом конце, в окраинных монастырях. Есть основания думать, что строительство осуществлялось не только князьями и богатыми монастырями, но и торговыми корпорациями (в том числе иноземными), боярами, богатыми купцами. Многочисленные мастерские ремесленников — художников, гончаров, косторезов, ювелиров, погибшие при монголо-татарском нашествии, находят при археологических раскопках на подворьях княжеских дворов, церквей и монастырей, на городских посадах. Любопытнейший факт, весьма знаменательный для того времени: резиденция князей-дуумвиров находилась не на Старом Ярославовом дворе, как это было еще в середине XII в. Святослав Всеволодович строит себе Новый двор на Копыревом конце, там, где уже давно находился родовой монастырь черниговских князей Ольговичей. Сам Копырев конец в ту пору представлял собой квартал, где находились усадьбы бояр и богатых купцов. Рюрик Ростиславич имел свою резиденцию и в Белгороде, в 15 км от Киева. Что же касается Старого Ярославого двора, то он, по интересной мысли М. Н. Тихомирова, изменил свои функции: «Как и в Новгороде, «Ярославовы дворы» сделались в обоих городах своего рода городскими ратушами, ибо они были крепко связаны с именем Ярослава Мудрого как первого князя, начавшего утверждать городские вольности» [110, с. 236].

Археологические исследования воссоздают картину интенсивной и долговременной жизни Подола — главного центра ремесленной и торговой части Киева. В середине XII в. Подол ‘имел самостоятельные укрепления. В летописях мы находим многочисленные упоминания о Подоле, Подольском торге, на котором собирается неугодное князю вече, о подольских церквях, купеческих подворьях, что свидетельствует о бурном развитии этой части города в XII—XIII вв. Площадь Подола исследователи определяют от 100 до 180 га. Помимо Подола и Копырева конца, в XII—XIII вв. застраиваются также Щекавица, Киселевка, Клов, Печерск, Выдубечи, Лысая гора и другие территории. Как предполагают некоторые исследователи, население Киева в этот период составляло 45 тысяч человек [113, с. 174].


Мастерство киевских ремесленников было исключительно высоким: кузнецы умели выполнять сложнейшие процессы многослойной сварки железа и стали; системы замков, изготовляемых а киевских мастерских, говорят о развитии технической мысли, а традиционное мастерство ювелиров по-прежнему славилось во многих странах мира.

В городе была уже значительная, все увеличивающаяся категория свободных ремесленников, независимых от князя. В XII в. в Киеве существовали торговые корпорации — например «Гречники» и «Залозники», и, как считают многие исследователи, в них можно видеть зачатки цеховых организаций, поскольку развитие этого древнерусского города шло теми же путями, что и развитие средневековых городов на Западе и Востоке. На Руси в конце XII — первой половине XIII вв. складывались условия, аналогичные тем, которые повлияли на зарождение и развитие в Западной и Центральной Европе готической архитектуры и эквивалентных ей стилистических явлений в архитектуре Балкан, Византии и Кавказа. В силу создавшихся условий в монументальных постройках Киева конца XII — первой половины XIII вв. новые черты должны были проявиться и в типах зданий, в конструкциях, методах строительства и в художественных формах, что дает все основания ожидать во второй половине XII в. каких-то весьма существенных стилистических изменений в архитектуре.

Одной из особенностей строительства конца XII — первой половины XIII вв. было значительное, по сравнению с предыдущим временем, сокращение его сроков. Последнее обстоятельство едва ли можно связывать только с уменьшением объемов — скорее это был результат рационализации строительства. Стремление к рационализации и экспериментированию прослеживается в особенностях древнерусского строительства того времени: отказ от ленточных фундаментов и разнообразные приемы возведения оснований, переход на новую меру кирпича, что значительно облегчило процесс кирпичной кладки, употребление приема «кладки ящиками» (с известково-щебенчатой забутовкой внутри), виртуозные по техническому совершенству конструкции верхов, упрощенный процесс изготовления раствора и кирпича, что привело к некоторому ухудшению качества строительных материалов, и наряду с этим — тонко разработанная сложная технология изготовления майоликовых плиток и их исключительно высокие технические качества.

О сроках строительства того времени важные данные приводят новгородские летописи. Строительство каменных зданий в ряде случаев осуществлялось за три месяца (церкви Кирилловская, 1196 г., Спаса на Нередице, 1198 г.), а иногда даже всего за 70 дней (церковь Благовещения).


Есть все основания считать, что строительство в Киеве также велось быстро: например, подпорную стену в Выдубецком монастыре Петр Милонег начал строить 10 июля 1299 г. и закончил 24 сентября следующего года. Исследователей древнерусского зодчества всегда интересовал вопрос о личности архитектора, его мастерстве, общественном положении. Вопрос этот при крайне скудных сообщениях летописей решить очень трудно. Наиболее интересные сведения письменных источников о личности архитектора относятся к рассматриваемому периоду, и это тоже не является случайным. До этого времени зодчие упоминались в письменных источниках неоднократно. В «Житии Бориса и Глеба» рассказывается о вышгородеком «огороднике» (строителе городских укреплений) Милонеге, строившем в начале XI 8. Борисоглебскую церковь в Вышгороде и игравшем какую-то роль в политических делах Ярослава Мудрого, и о «старейшине огородников» Ждане-Николе, построившем новую Борисоглебскую церковь в Вышгороде при князе Изяславе Ярославиче. Об архитекторах-строителях каменных зданий интересные сведения, как упоминалось выше, сообщает «Киево-Печерский Патерик» в рассказе о византийских мастерах, приехавших строить Успенский собор Печерского монастыря, людях, по словам «Патерика», богатых и весьма дорого ценивших свой труд. Зодчие долго и упорно торговались с руководством монастыря, затребовав на свою работу очень большую сумму. Как и в первых двух упоминаниях, здесь идет речь не о простых рабочих, а о настоящих образованных архитекторах. Несомненно, высококвалифицированными мастерами XII в. были зодчий Иван из Бельчицкого монастыря под Полоцком, строитель Юрьева монастыря в Новгороде мастер Петр и новгородский зодчий — мастер с Лубяной улицы Коров Яковлевич.

Полнее всего личность архитектора характеризуется в записи киевского летописца, игумена Выдубецкого монастыря Моисея. Этой записью заканчивается Киевская летопись, что крайне обидно, т. к. с нею утрачена возможность узнать что-либо о дальнейшей судьбе прославленного киевского зодчего, как можно думать, одного из создателей нового стилистического направления конца XII — первой половины XIII вв.— Петра Милонега, которого, вне всякого сомнения, знал лично летописец. В записи под 1199 г. говорится: «В то же время благоволи Бог ... вдохнув мысль благу во благоприятное сердце великому князю Рюрико-ви... того бо лета, месяца иуля во 10 день ... суботе же имущи путь, заложи стену камену иод церковью Михаила у Днепра иже на Выдобычи. О ней же мнозе недерзнуша помыслити от древних, али на дело ятися: 100 бо и 11 лет имать отнеле же создана бысть церкви ... Сей же христолюбец Рюрик ... имея ... хотенье же к монастырям и ко всем церквам, и любовь ненасытну о зданиях ... изобрете бо подобна делу и ходожника во своих си приятелех, именем Милонег, Петр же по крещению, акы Моисей древле оного Веселеила, и приставника створи бого-изволену делу, и мастера не проста прежде написаныя стены». И далее: «В лето 6708 (1200), Сверши стену ту, месяца сентября в 24 день...» Далее идет описание приезда Рюрика со всей его семьей в монастырь и устроенного им пира, цветистая речь игумена Моисея и стихотворное ее продолжение — кантата, в которой восхваляется Рюрик и построенная Милонегом стена.





Вышедшим на стену киевлянам казалось, что они парили в воздухе — такая была высота стены.

Из летописного рассказа явствует, что Милонег был известным зодчим, которому поручили сложнейшую техническую задачу и с которой он блестяще «нравился.

Петр Милонег был не только «мастер не прост», но и «ходожник». Недаром его сравнивают с легендарным библейским архитектором Веселеилом. Он не был простым мастером и по своему положению, т. к. игумен Моисей называет его «приятелем» Рюрика Ростиславича, он входил в ближайшее окружение князя и, как можно предполагать, ведал его весьма интенсивной строительной деятельностью. Имя Петра — покровителя каменщиков — часто носили мастера каменных дел.

Личностью Петра Милонега давно интересовались историки. Его часто отождествляли с упоминаемым под 1185 и 1191 годами в первой новгородской летописи занимавшимся строительством новгородским тысяцким Милонегом (или Миронеем, как записано во второй новгородской летописи). Однако форма упоминания тысяцкого Милонега в летописном тексте говорит о том, что это был фундатор, а не мастер. Имя Милонег было распространено на Руси и его могли носить и новгородский тысяцкий, и киевский зодчий.

Конец XII в.— время «Слова о полку Игореве», время блестящего расцвета древнерусской культуры. Киев, где в ту пору работали видные писатели, поэты, художники, философы, еще более укрепляет свое культурное первенство среди городов Руси. Активная литературно-художественная деятельность продолжалась в Печерском монастыре. В Киеве тогда существовало два культурно-художественных центра, группировавшихся при дворах Святослава Всеволодовича и Рюрика Ростиславича. Первый, куда входили автор известного литературного произведения того времени «Слова о князьях», вероятно, черниговский епископ Антоний и гениальный автор «Слова о полку Игореве», — был тесно связан с черниговскими и северскими землями и династией князей Ольговичей. О дворе Святослава автор «Слова о полку Игореве» писал: «Ту немци и венедеци, ту греци и морава поют славу Свято-славлю...» Для этого круга были характерны призывы к единению русских земель и восстановлению авторитета киевского князя. Очень любопытной особенностью, нашедшей отражение и в «Слове о полку Игореве», и в архитектурной деятельности Святослава был определенный ретроспективизм, по выражению автора «Слова», «звонение в прадедную славу», «свивая славы оба полы сего времени». Так, строя в Чернигове на Новом княжеском дворе Благовещенскую церковь, Святослав явно старался наследовать некоторые черты архитектуры периода расцвета Киевской Руси: галереи вокруг здания, башенные выступы, мозаичные полы. В Киеве мастера, сооружавшие по заказу Святослава Васильевскую церковь, строили ее еще по-старому.


Иной была направленность окружения Рюрика Ростиславича, куда входили белгородский епископ Андреян, выдубецкий игумен Моисей, художник Петр Милонег. Сам Рюрик «имел любовь ненасытну о зданиях», жена его мастерски вышивала золотом и серебром, невестка Верху с лава «ревностно покровительствовала ученых мужей своего времени — Симона и Поликарпа» [50, с. 223]. Брат Рюрика Роман создал в Смоленске славяно-греко-латинское училище и якобы даже разорился на покупке книг [108, с. 198]. Как можно думать, в кругу Рюрика Ростиславича были склонны к новшествам и, во всяком случае, хорошо знакомы с новыми веяниями в мировом искусстве и архитектуре.

Начало нового стилистического направления исследователи связывают с оригинальным композиционным приемом, впервые примененном в середине XII в. зодчим Иваном Бельчицким в соборе Евфросиньевого монастыря в Полоцке. Зодчий развил четверик барабана в значительный по размеру и форме объем, придав пирамидальный характер композиции здания и тем самым переосмыслив традицию крестовокупольных построек. Вполне сформировались черты нового стиля в построенной в Смоленске в 90-х годах XII в. князем Давидом Ростиславичем (братом киевского князя Рюрика) церкви Михаила, о которой Моисей Выдубецкий писал: «Такое же несть в полунощной стране, и всим приходящим к ней дивиться изрядной красоте ея...» Как и в Полоцкой церкви, четверик под барабаном Михайловской церкви развит в отдельный объем, но пирн мидальность композиции придают трех лопастные завершения фасадов и пониженные по сравнению с основным объемом притворы. Композиция интерь ера решительно отлична от сооружений предыдущего времени: она башне образна, здесь восстановлен живописный характер, присущий зданиям XI и. типа Софийского собора в Киеве. Нет сомнения в том, что зодчий, строивший Михайловскую церковь, отвергая ело жившийся канон XII в., стремился сблизить архитектуру своей постройки с прославленными зданиями периода расцвета Киевской Руси. Эта черти стала характерной для нового стилистического направления, столь пере кликающегося с лейтмотивом «Слова о полку Игореве».

Еще Н. М. Карамзин высказывал очень правдоподобную догадку о том, что Давид Ростиславич построил Михайловскую церковь после поездки в Киев в 1195 г. [50, с. 62] и, возможно, что в ее постройке мог принимать участие Петр Милонег. Церковь сравнительно хорошо сохранила первоначальные формы — она была детально изучена п довоенные и послевоенные годы П. Д. Барановским. В Смоленске были обнаружены фундаменты около десятка каменных зданий, относящихся к новому стилистическому направлению и датируемых концом XII и XIII вв. (как известно, нашествие хана Батыя не коснулось Смоленска, и строительная деятельность там, как и в Новгороде, продолжалась и во второй половине XIII в.).

Черты нового стиля угадывались по типам небольших, чаще всего одноапсидных храмов, малоформатной илинфе и, самое главное, — по профилированным пилястрам, повсеместно заменявшим грузные полуколонны на фасадах построек предыдущего времени. В научном мире стало традицией < читать сооружения этого стиля, обнаруживаемые в дальнейшем исследованиями в Киеве, Чернигове и других юродах древней Руси, смоленским влиянием. Но постройки указанного стиля обнаружены не только в Киеве и Чернигове, но и в Новгороде (Пятницкая церковь), Владимире-на-Клязьме (собор Княгининого монастыря), (’тарой Рязани, Гродно, Пскове, Владимире Волынском, Вжище, Путивле, Новгороде-Северском, Трубчевске, т. е. почти во всех больших городах древней Руси, где шло каменное строительство в конце XII — первой половине XIII вв. Это было общерусское направление, преодолевшее традиции местных феодальных школ и явившееся одной из сторон той интеграционной тенденции, которая была характерна для прогрессивных идей своего времени и которая столь ярко проявилась в «Слове о полку Игореве», что в свое время отмечал Карл Маркс: «Смысл поэмы — призыв русских князей к единению как раз перед нашествием монголов» [1, с. 16].

Следует отметить, что все смоленские здания этого стиля не имеют датировок (кроме Михайловской церкви, датируемой 90-ми годами XII в.), в то время как датировка киевских построек, как увидим ниже, дает основание считать, что начальный период стиля и его кульминация были связаны с Киевской землей.

Самым совершенным памятником нового стиля является Пятницкая церковь в Чернигове [22, с. 13—34]. Важнейшей новой чертой этого сооружения является живописный характер декоративных приемов — сетчатых орнаментов из кирпича («городков») и меандровых фризов, снова появившихся на фасадах вместо сухой романской аркатуры. Необыкновенно интересны рациональная кирпичная кладка «ящиками», четвертькружные арки и своды, перенесение основного вертикального распора со стен, на наружные столбы, что напоминает принципы готической конструктивной системы. Исследователем памятника П. Д. Барановским была выдвинута гипотеза о том, что строителем Пятницкой церкви мог быть киевский зодчий Петр Милонег. Эта мысль неоднократно повторялась в литературе. Последние исследования черниговской и северской архитектуры показали, что здание строили местные черниговские мастера, хотя, вполне вероятно, что они находились под влиянием творчества прославленного киевского зодчего.

В самом Киеве, к сожалению, ни одной постройки нового стиля в первоначальном виде не сохранилось, однако исследования фундаментов ряда зданий, найденных в последние годы, а также сохранившийся до наших дней храм Василия в Овруче и остатки зданий в с. Белогородке под Киевом, в том числе столов — этого, как можно думать, программного произведения нового архитектурного стиля — дают достаточно оснований, чтобы представить себе киевскую монументальную архитектуру эпохи «Слова о полку Игореве», определить ее особенности и общность со всей древнерусской архитектурой этого времени.

Овруч или Вручай, как он назывался в древности, был одним из важных городов древлянской земли с крепостью X в. Отсюда в Киев для строительства доставляли розовый шифер (пирофиллит). С 1169 г. Овруч был феодальным владением князя Рюрика Ростиславича. Сюда он часто приезжал из Киева по своим личным делам («своих деля орудей»), в том числе для строительства церкви Василия «во имя свое* (христианское имя Рюрика). Наиболее вероятен год начала строительства 1190, т. к. на стене церкви существовала надпись-граффити с датой 1192 г. Судя по всему, это была первая по времени постройка, в которой сказались черты нового стиля. Церковь дошла до начала XX ст. в руинах, но в 1908—1909 гг. была восстановлена по проекту А. В. Щусева.

Это был небольшой четырехстолпный трехапсидный одноглавый храм с раздвинутыми подкупольными столбами и башнеобразным характером интерьера. С западной стороны к храму примыкают две круглые в плане башни — явное стремление зодчего подражать Киевской Софии. Внутри северной и южной стен устроены проходы с проемами внутрь сооружения, что придавало им характер своеобразных лоджий.

Верх здания не сохранился и А. В. Щусев решил его в традиционных формах крестовокупольных построек, хотя, вероятно, оно имело такие же трехступчатые своды, как и Пятницкая церковь в Чернигове, что придавало композиции здания пирамидальность. Строили Овручскую церковь, очевидно, киевские мастера и возможно участие в этом строительстве архитектора Рюрика Ростиславича — Петра Милонега. Киевским мастерам принадлежит и другая постройка Рюрика Ростиславича — собор Апостолов в Белгороде (теперь с. Белогородка под Киевом). В жизни Киева Белгород играл большую роль. Расположенный на горах, окаймляющих долину реки Ирпень, в 15 км на запад от Киева, он был ключевым городом, куда сходились важнейшие дороги на Волынь и Галич — «в Ляхи и Угры». Через Белгород шел знаменитый торговый путь в Регенсбург, бывший одной из основных артерий, связывавших Киевскую Русь со странами Европы. В мощной Белгородской крепости, построенной еще в 991 г. Владимиром Святославичем, сосредотачивались военные силы Киевской Руси. В XII в. там находилась резиденция заместителя киевского князя. Обосновавшийся там Рюрик Ростиславич отстраивает свой двор и сооружает на месте сгоревшей деревянной церкви собор Апостолов. Собор был заложен, как можно считать, в июне 1195 г. и закончен в 1197 г., т. е. строился два с половиной года. Характеризуя церковь, Моисей Выдубецкий писал «...высотою же и величеством и прочим украшением всем вдив удобрене, по Приточнику глаголящему: вся добра возлюбленая моя и порока несть в тебе». Очевидно, необыкновенно красива была церковь, если летописец сравнивает ее с легендарной красавицией Суламифью из библейской «Песнь песней» [10, с. 188]. Церковь до наших дней не сохранилась. Остатки ее фундаментов и нижней части были исследованы в 1909—1911 и 1966—1967 гг. По типу собор Апостолов был шестистолпным трехапсидным храмом, что является исключением в архитектуре того времени, когда господствовал тип четырехстолпной постройки. Это можно объяснить значимостью Белгородского собора и его большими размерами (19,3X26,1 м с апсидами). Центральные столбы сильно раздвинуты, а боковые нефы заужены. Вся композиция здания приближалась к центрической, что редко встречалось в шестистолп-ных храмах. Восточные подкупольные столбы были крещатыми, а четыре западных имели восьмигранную форму, характерную для нового стилистического направления. Над угловыми западными ячейками возвышались два небольших овальных в плане купола на высоких барабанах. Лопатки здания были украшены сложными профилированными пилястрами, образовавшими на угловых пилонах целый сноп вертикальных тяг.

Судя по всему, Белгородский собор просуществовал недолго: возможно, причиной этому были сложность конструкций верха и не всегда оправданное новаторство. Но исследования свидетельствуют о том, что зодчий стремился создать новое, возможно, программное для утверждающегося стиля призведение, в котором он творчески воспроизвел «перекличку» с архитектурой времени Ярослава Мудрого (пирамидальная композиция, многоглавие, златофонные фрески, имитирующие золотые фоны софийских мозаик) при близком знакомстве с европейской архитектурой того времени и, в частности, с зарождающейся готикой.

Неподалеку от собора Апостолов в 1968—1969 гг. Б. А. Рыбаковым раскопан одноапсидный четырехстолпный храм (размеры 14,5X20,2) с широко расставленными столбами, кубическим центральным объемом и большой (9 м шириной) апсидой [100, с. 285—287]. Строительство храма исследователь относит к концу XII — первой половине XIII вв. Его архитектура была значительно проще собора Апостолов. Найденный при исследованиях великолепный белокаменный саркофаг свидетельствует о том, что храм служил усыпальницей белгородских епископов. Сооружение не имело профилированных пилястр, но композиция его, вне сомнения, была центрической и в перекрытии могли быть применены ступенчатые своды.

Интереснейший памятник, который также можно отнести к строительной деятельности Рюрика Ростиславича, раскопан в 1949 г. М. К. Каргером в Киеве на холме над быв. Вознесенским спуском (ул. Смирнова-Ласточкина) за усадьбой Киевского художественного института [54, с. 127—137]. Памятник этот был обнаружен еще в 1878 г. П. А. Лашкаревым, отождествившим его с церковью Симеона на Копыревом конце и считавшим, что его строителем был Святослав Ярославич (т. е. здание должно было относиться к XI в.). В связи с неточностью фиксации памятника он был раскопан и исследован вторично. Оказалось, что это небольшой четырехстолпный храм размерами 11,2X13,6 м с одной апсидой, построенный из кирпича 28X20X4,5 см. Широко расставленные крещатые в плане столбы являются признаком центрической композиции. Довольно широкий (около 2,5 м) нартекс почти в два раза превышал ширину узких боковых нефов: очевидно, необходимо было увеличить ширину хор. Об их наличии говорит значительно расширенная западная стена, где размещалась внутристенная лестница. Лопатки фасадов были украшены профилированными пилястрами с применением четвертькружных кирпичей, очень близкими к профилю пилястр Белгородского собора. Профили этих пилястр (так называемого мягкого типа) характерны для киевской и черниговской архитектуры, в отличие от смоленской, где выступы пилястр чаще имеют прямоугольную форму (жесткий тип). Профилированные пилястры на углах здания образовывали пучки вертикальных тяг. Высоко расположенный над порогом вход — черта, характерная для древнерусских построек конца XII — начала XIII вв. Церковь стояла на мысу, которым заканчивалась нагорная часть Копырева конца, и очень эффектно воспринималась с Подола.

О строительстве Рюрика Ростиславича в Киеве летописец сообщает в Ипатьевской летописи под 1197 г. сразу же после рассказа о постройке Белгородского собора: «Того же лета созда великий боголюбивый князь Рюрик церковь святого Василия, во имя свое в Киеве на Новом дворе; священа бысть великим священием митрополитом Никифором и епископом белогородьским и Юрывскым епископом, месяца генваря в первый день». Азимут раскопанной на Вознесенском спуске церкви свидетельствует, что храм был заложен зимой, в день св. Василия, близкий к 1 января (храмы на Руси часто закладывали и освящали в день празднования святого, которому они посвящались. Здание, вероятно, было построено мастерами, строившими Белгородский храм: об этом говорят и технические приемы заложения фундаментов, и форма кирпича, и профиль пилястр. Поэтому есть все основания атрибутировать это здание как церковь Василия на Новом дворе. Изящный небольшой храм с хорами для князя больше всего подходит по типу и архитектуре к дворцовой церкви княжеского двора.

В 1967 г. Киевская экспедиция института археологии АН УССР под руководством П. П. Толочко, с участием автора исследовала остатки еще одной каменной постройки на Копыревом конце — в современном Нестеровском переулке [114, с. 80—87]. К сожалению, раскопать полностью план здания не удалось, но исследованиями были получены интересные данные о небольшом храме (длиной 11,4 м), вероятно каплицы богатого боярского двора, сог оруженного, как можно думать, в первой половине XIII в.: фундаментные рвы прорезали культурные слои XII и XI вв., однако ни одной находки, относящейся ко времени позже первой половины XIII в., среди обильного археологического материала не обнаружено.

Фундаменты здания были возведены любопытным способом: котлован забутован кирпичным щебнем, сверху залит раствором (в данном случае — известковым с примесью цемянки) и утрамбован. Слой такого бетона толщиной в 10—20 см перемежали со слоями утрамбованной земли толщиной в 4—5 см. На верхнем слое бетона начинали кирпичную кладку стен. Нижний ее ряд был сложен из толстого брусчатого (с желобками и без желобков) кирпича размерами 12Х24,5Х9 см на известковом с примесью цемянки растворе. Два последующих ряда кладки были сложены из плинфы размером 27X20X5 см. Никаких следов вторичного использования плинфы обнаружено не было. В дальнейшей кладке плинфа употреблялась наравне с характерным для романо-готической архитектуры брусчатым кирпичом. Такой (так называемый литовский) кирпич употреблялся в строительстве на Украине в XIV — первой половине XVII вв. и его неоднократно в большом количестве находили при раскопках некоторых зданий, в частности церкви за усадьбой Киевского художественного института, но его всегда относили к остаткам позднейших перестроек. В небольшом храме в Нестеровском переулке в древней кладке он обнаружен впервые.

В 1897 г. в усадьбе по ул. Б. Житомирской, 24 (напротив ул. Чкалова) были обнаружены фундаменты древнего храма, в кладке стен которого одновременно применялись плинфа и брусчатый кирпич [84, с. 252]. М. К. Картером во время раскопок одного из киевских жилищ, погибших при нашествии орд хана Батыя, найдена печь, сложенная из брусчатого кирпича, а в 1964 г. фрагменты такого же кирпича были обнаружены В. К. Гончаровым в жилище первой половины XIII ст. боярской крепости Иван на Днепре. Все это дает основание предполагать, что брусчатый кирпич начинает распространяться на Руси в начале XIII в.

Интереснейшим памятником архитектуры Киева рассматриваемого периода является большая ротонда, раскопанная и исследованная Киевской экспедицией института археологии АН УССР под руководством Я. Е. Боровского в 1975—1976 гг. [27, с. 90—103]. Эта ротонда стояла в самом центре киевского детинца, напротив Десятинной церкви (современная усадьба по ул. Владимирской, 3) и, как можно предположить, была одним из элементов ансамбля Бабиного торжка. Это круглая в плаке постройка, наружный диаметр которой составлял 20 м. Стены ротонды членили 16 мощных пилястр, а в центре находился круглый столб диаметром 3,2 м. Фундаменты ротонды сооружены в типичной для конца XII в. технике: котлованы забутовывались щебенкой и заливались глиняным раствором с добавкой извести и цемянки. Для забутовки употребляли битые кирпичи, камни песчаника и мелкие валуны-булыжники. Глубина заложения фундаментов — от 40 до 110 см. Фундаменты пилястр, имеющих ширину 153 см и толщину 70—80 см, заложены на 20—30 см глубже фундаментов стен (пилястрам, очевидно, придавалось большое конструктивное значение). Нижняя часть стен, которую исследователи считают цоколем высотой в 40—50 см, была выложена по-рядовой кладкой из малоформатной плинфы (28X20X4,5 см) на известковом с примесью цемянки растворе. После обреза цоколя шла кладка стен, сохранившаяся на несколько рядов. В кладке стен и столба одновременно с плинфой употреблен брусчатый кирпич, подобно тому, как в храме в Неотеровском переулке. Размеры брусчатого кирпича — 25X12X8 см.

Вопрос о перекрытии здания решить трудно. Нет сомнения в том, что столб служил опорой то ли для балочного перекрытия (в этом случае длина балок должна была достигать 8 м, что, в общем, вполне допустимо), то ли для ползучих арок типа нервюр, что менее вероятно в связи с большой их конструктивной сложностью. Внутри здания найден блок от верха стены с остатками арки, что дало повод авторам раскопок высказать мнение о том, что фасадные стены между пилястрами завершались арками. Этот блок находился внутри здания и лежал лицевой поверхностью вниз: арка, скорее всего, разгружала с внутренней стороны участок стены между пилястрами. Кроме того, различная ширина между пилястрами не давала возможности завершить арки на фасаде на одном уровне. Пилястры явно имели конструктивное назначение — они погашали горизонтальный рас-пор от стропильных ног или нервюр.

О декоре фасадов судить трудно. Пилястры здания, очевидно, в силу своего конструктивного назначения не были профилированными. Найденные кирпичи от поребрика и валиков дают основание считать, что эти формы употреблялись в декоре фасадов. Едва ли можно сомневаться в том, что внутри ротонда представляла зальное помещение значительной высоты (9—10 м), назначение которого, однако, далеко не ясно. Строительство ее в конце XII или начале XIII вв. исключает дворцовый характер — к тому времени уже не сооружали княжеских гридниц. Есть существенные аргументы против ее культового характера: в здании отсутствует апсида либо апсидная ниша, в раскопках не было обнаружено погребений и церковных вещей. И хотя по типу плана подобные церковные сооружения известны в западной средневековой архитектуре, очень заманчиво видеть в киевской ротонде гражданскую постройку времени активной деятельности «киевской синьории». В 1955 г. при рытье котлована на ул. Волошской обнаружены большие развалины древней кладки. В. А. Богусевичем, В. К. Гончаровым и автором были проведены исследования этих развалин и удалось обнаружить блок кладки из малоформатного кирпича-плинфы размером 23X18X4 см. Кладка была выполнена на известковом с примесью цемянки растворе. Размеры, форма и характер выделки кирпичей типичны для строительства второй половины XII — начала XIII вв. и очень сходны с кирпичами церкви на бывш. Вознесенском спуске и собора Апостолов в Белгороде. Среди развалин обнаружены лекальные кирпичи от полуколонн и трапециевидные от оконных проемов. Последние также важны для датировки здания, т. к. скошенные оконные проемы стали делать лишь с 80-х годов XII в. (церковь Василия на Старом дворе). Это решительно опровергает мнение В. А. Богусевича о том, что руины могли относиться к упоминаемой в летописи под 1147 г. Новгородской божницы.

В том же 1955 г. В. А. Богусевич обнаружил остатки каменного здания на Борисоглебской улице на Подоле и высказал предположение о том, что это могли быть остатки упоминаемой в 1146 г. Туровой божницы. Кирпич этого здания (25X15X5,5 см) никак не может быть отнесен к первой половине XII в., что заставляет датировать найденную В. А. Богусевичем постройку более поздним временем.

О строительстве в Верхнем Киеве в первой половине XIII в. в летописях сообщений нет. Но в «Киевском Синопсисе», изданном во второй половине XVII в. Иннокентием Гизелем, говорится о том, что князь Мстислав Мстиславович Удалой был похоронен в построенной им Крестовоздвиженской церкви [75, т. II, с. 128]. Мстислав умер в 1228 г., и сооружение этой церкви следует отнести к началу XIII в. Церковь эта стояла, как считают, на месте современной Андреевской [37, с. 668—669]. В основании Андреевского холма находили кирпичи-плинфу конца XII — начала XIII вв., возможно, от этой церкви. О ее типе и формах судить категорично нельзя: можно лишь предполагать, какую важную роль играла эта постройка в силуэте древнего Киева и аналогично современной Андреевской церкви гармонично сочеталась с рельефом киевских гор.

В конце XII — первой половине XIII вв. не прекращалась строительная деятельность Печерского монастыря. К 80— 90-м годам XII в. относится появление каменных стен вокруг Печерского монастыря, огражденного до этого простым деревянным частоколом. Нападения половцев и княжеские усобицы часто опустошали монастырь и строительство укреплений вокруг него было необходимо. Каменные стены хоть и редко, но возводились на Руси вокруг княжеских (Владимир) или епископских (Переяслав) дворов. В XI в. каменные сг:ены были возведены вокруг Софийской митрополии в Киеве. О строительстве каменных стен вокруг Печерского монастыря есть несколько любопытных сообщений письменных источников. В письме некоего «старца» к печерскому игумену Василию говорится: «...Ты создал вокруг Печерского монастыря высокие и прекрасные, каменные стены на твердом основании. Для сего, во-первых, заготовил ты денежные средства, потом, при помощи. огня приготовил плинфу, и, наконец, совершил дело при помощи воды и извести». [17, с. 40—43].

Сам строитель лаврских стен был человеком популярным в те времена. Об этом строительстве Иннокентий Гизель писал в Синопсисе: «Самый монастырь окрест каменными стенами обведен бысть на два стрельбища (длиной на два выстрела из лука, то есть около 800 м, — Ю. А.): в толстоту же или в ширину каменна стена бяше на сажень, и врата каменные же, идеже церковь Тройцы». И далее, описывая события 1240 г.: «Того ж лета злоче-стивый Батый разориша преславный Киев, прииде с погаными своими и к обители... Печерской, идеже множество народа бе в затворе... нечестивии варвары овнами, или таранами стены каменные монастырские столкши и до основания сокрушиша... и весь основания искорениша и разметаша» [60. с. 93, 125—1261.

В 1951 г. в саду Печерского заповедника обнаружены остатки этой стены и исследованы В. А. Богусевичем и автором книги [17, с. 40—43]. Стена была прослежена на участке около 150 м вплоть до Троицкой надвратной церкви. В дальнейшем, в 1957 г. ее исследования продолжил С. К. Килессо. Выдвинутые перед воротами участки стен играли роль бастионов, защищающих вход в монастырь. Фундаменты стены были заложены в двух параллельных котлованах на глубину 70 см. Ширина двух котлованов с промежутком между ними — 256 см. Котлованы забучены рваным камнем и битым кирпичом. По верху фундаментов устраивалась бетонная площадка. Характер бетона обычный для того времени; плохо перемешанная известь со значительной добавкой цемянки и кирпичного щебня. На этой площадке на расстоянии 28 см от края фундаментов выкладывали две параллельные стенки толщиной в 2 кирпича, пространство между которыми забучивали бетоном. Кирпич — плинфа размером 26X20X4 см, очень похожий на кирпич собора Апостолов в Белгороде. Толщина всей стены составляла 205 см, высота, судя по развалам,— достигала 5—6 м. Стена, вероятно, завершалась боевой площадкой с зубцами — для этого было достаточно места. Ни машикулей, ни аркатуры стена, очевидно, не имела, т. к. ни одной детали при исследованиях не было найдено.

Значительное каменное строительство велось в монастыре после землетрясения 1230 г., когда, как написано в Ипатьевской летописи, «месяца мая в 3 день в Киеве — граде больше того най паче бысть потрясение: в монастыри Печерском церкви святыя Богородица каменная на 4 части раступися». После этого были полностью переложены южная стена собора, своды и барабан с куполом. Кладка выполнена порядовым способом старой, вторичного использования плинфой от разрушенных частей здания и новой — малоформатной (27X19X6 см). Последней особенно много в верхних частях здания.

Очень интересным памятником печерской архитектурной школы является раскопанный В. А. Харламовым в 1980 г. храм бывшего Гнилецкого монастыря. Монастырь, расположенный в живописном урочище Церковщина в 15 км к югу от Киева, был в древности скитом Печерского монастыря. Его основателем считали печерского игумена Феодосия. Скит, очевидно, играл и определенную хозяйственную роль, находясь в центре земель, принадлежавших Печерскому монастырю. В XI в. постройки монастыря были деревянными, позже там была сооружена каменная церковь Богородицы. В 30-х годах XIX ст. остатки хорошо сохранившихся нижних частей здания были раскопаны монахами. Еще раз фундаменты были вскрыты в 1900 г. при строительстве новой каменной церкви, но план и особенности строительной техники не удалось проследить. Это был небольшой (10X13 м) четырехстолпный трехапсидный храм с под-купольным пространством 2,24X2,80 м. Внутренние столбы были квадратной формы, угловые лопатки — плоскими, а две центральные имели трехступча-тые профили так называемого жесткого типа, характерные для смоленских зданий и ранее еще не встречающиеся в киевских. Ленточные фундаменты отсутствовали: под столбы были выкопаны отдельные котлованы, что также характерно для техники конца XII — начала XIII ст. Кладка фундаментов выполнена забутовкой щебня без раствора. Вызывает интерес прослойка из спондиловой глины, проложенная по верху фундаментов. Неожиданной оказалась кладка стен не на известковом, а на глиняном с небольшой добавкой извести растворе. Кирпич — маломерная плинфа (размерами 27X19X4 см), часто с рифлениями, как в Белгородском соборе. Профилированных кирпичей — полукружных и четвертькружных — в раскопках найдено немного, но их наличие указывает на то, что в декоре фасадов применялись профилированные детали. Хорошо сохранились фрагменты пола из коричневых и желтых поливных плиток размерами 17Х17Х2 см. Особенно любопытны оказались фрагменты фресковой росписи, сохранившейся в нижних частях западного угла здания. Яркие цвета орнамента, выполненного на светлом фоне, напоминают живопись собора Апостолов в Белгороде. Техника возведения здания, равно как и характер профиля пилястр, неоспоримо свидетельствуют о времени его строительства в конце XII — начале XIII вв.

Анализ всех данных об исследуемых постройках позволяет с большой долей вероятности определить особенности киевской архитектурной школы этого времени.

Взаимоотношения между отдельными архитектурными школами в древней Руси были столь же сложными, как и взаимоотношения между княжествами и землями, в силу чего в одних случаях местные особенности проявлялись сильно, в других они сглаживались общерусскими и общими для всего стилистического направления чертами. Для архитектуры Киева, как и для всей древнерусской архитектуры рассматриваемого периода, был характерен центрический тип четырехстолпного храма с башнеобразной пирамидальной композицией с тремя или с одной апсидой. Шестистолпный собор Апостолов в Белгороде не выделяется из этого типа, т. к. в отличие от шестистолпных храмов предшествующего времени имел, как следует предполагать, повышенную центральную часть и пониженный нартекс. Однако все киевские постройки настолько разнообразны, что создается впечатление, что после установившегося к середине XII в. шаблона шестистолпных одноглавых храмов типа Кирилловской церкви зодчие конца XII — первой половины XIII вв. стремились к максимальному разнообразию типов, форм и композиционных приемов.

В сооружениях, относящихся к строительной деятельности Рюрика Ростиславича, также прослеживаются своеобразные реминисцентные тенденции, выражавшиеся в «перекличке» с зодчеством периода расцвета Киевской Руси. К киевским реминисцентным чертам эпохи «Слова о полку Игореве» следует отнести, кроме ступенчатой композиции, такие приемы, как башни овручского храма и многоверхого собора Апостолов в Белгороде, златофонные фрески в обеих постройках. Для всех сооружений Киева конца XII — первой половины XIII вв. характерны общие для всей приднепровской архитектуры методы строительства; особенностью Киева было применение в кладке брусчатого кирпича. Киевские мастера, в отличие от черниговских и смоленских, не ставили знаков на кирпичах. Общими для всей приднепровской архитектуры является отсутствие ленточных фундаментов. Фасады большинства киевских построек были украшены профилированными пилястрами, чаще всего с мягким характером профиля, в отличие от смоленских построек, где доминировали пилястры жесткого профиля. Особенно интересен и разнообразен был наружный декор построек киевской школы. Фасады церкви Василия в Овруче декорированы вставленными в стены красными камнями, а фасады собора Апостолов в Белгороде были украшены керамическими поливными плитками. Наружные части некоторых построек (барабан Белгородского собора, стены церкви над бывш. Вознесенским спуском) были оштукатурены и раскрашены.

Все это свидетельствует о том, что Киев накануне монголо-татарского нашествия не только не утратил роли крупного архитектурно-строительного центра, но и продолжал оказывать существенное влияние на развитие всей древнерусской архитектуры.

Архитектура древнего Киева, как и вся древнерусская архитектура, прошла в своем развитии несколько этапов. Эти этапы, во-первых, соответствовали смене стилистических направлений мирового историко-архитектурного процесса, что было обусловлено общими для эпохи средневековья социально-экономическими условиями. Во-вторых, они соответствовали общерусским особенностям развития древнерусского зодчества, что определялось конкретными историческими, экономическими и культурными условиями жизни древней Руси. И в-третьих, несомненную роль в формировании стилистических черт каждого из этих этапов сыграли местные особенности, присущие Киеву — городу, где формировалось мастерство древнерусских строителей, где зародилось древнерусское монументальное каменное зодчество, где развивались традиции многовековой славянской культуры, выкристаллизовывались новые культурные, художественные и архитектурные течения, где, наконец, перекрещивались пути, связавшие Русь со странами Византии и Кавказа, Европы и Азии.

Не на всех этапах влияние Киева на древнерусское зодчество было равнозначным. В первые периоды, когда при Владимире Святославиче зарождалось каменное зодчество, а при Ярославе Мудром оно достигло высокого совершенства, киевская архитектурная школа была, по существу, единственной на Руси. Есть достаточно оснований считать, что строительство новгородского и полоцкого Софийских соборов велось при участии киевских зодчих, или, во всяком случае, под их влиянием.

Нет сомнения в том, что на формирование архитектурного мастерства киевских строителей большое влияние оказали византийские мастера. Однако киевские зодчие X — первой половины XI вв. творчески разрабатывали поставленные перед ними задачи, что проявилось и в конструктивных, и в типологических, и в художественных чертах архитектуры времен Владимира и Ярослава Мудрого. Новаторство зодчих было «запрограммировано» при создании Киевской Софии, и это обеспечило неповторимость ее конструктивных решений и архитектурно-художественного образа, что проявилось, прежде всего, в ее многоверхой, удивительно гармоничной композиции.

На втором стилистическом этапе, охватывающем период со второй половины XI до первой четверти XII вв., в Киеве вырабатывается тип здания феодального монастыря, в котором усиливается влияние византийского церковного канона и исчезают черты предшествующего этапа — многоглавие, пятинефные планы, обширные хоры, галереи, башни. Композиция приобретает статический характер, с наибольшей яркостью воплотившись в одноглавом шестистолпном крсстовокупольном храме. Образцом для него являлся Успенский собор Печерского монастыря. По его типу много лет и даже несколько столетий будут строиться храмы на Руси — кафедральные, соборные, монастырские. И хотя Киев в этот период продолжает оказывать большое влияние на архитектуру других областей (еще везде будет употребляться киевская смешанная кладка, и во многом — типы и художественные приемы), но в Переяславле и Новгороде уже активно пересматриваются киевские традиции и выкристаллизовываются черты местных областных школ.

Эти черты с особой силой сказались на третьем этапе развития древнерусской архитектуры, охватывающем период с 30-х до 80-х годов XII в. включительно. Это время развитого феодализма, когда феодальный уклад и феодальный способ производства утвердились во всех древнерусских землях, и обосновавшиеся там княжеские династии активно противодействовали киевским общегосударственным тенденциям. Это — время феодальной раздробленности, когда в древнерусских областях сложились местные архитектурные школы. Зодчие переходят на строительство из местных строительных материалов, что повлекло за собой разработку новых технических и художественных приемов. В эту пору Киев наравне с Черниговом и Смоленском становится центром, где развивается кирпичная строительная техника. Повсеместно исключается полосатая смешанная кладка и сопутствующие ей декоративные приемы — меандровые фризы и орнаментальный декор; взамен этого получают распространение детали из кирпича — поребрик и аркатура, мощные полуколонны на фасадах — и другие особенности, сближающие архитектуру того времени с романским зодчеством. Но выработанный в Киеве в предшествующий период тип крестовокупольного храма остается незыблем: он более всего соответствовал условиям времени.

Нет сомнения в том, что возникший в конце XII в. новый архитектурный стиль во многом был подготовлен изменениями в социальной жизни Киева, нашедшими широкое распространение на Руси. Выход на политическую арену торгово-ремесленного сословия, активность городского населения, новые культурные веяния способствовали возникновению архитектурного направления, в котором был отвергнут крестовокупольный византийский композиционный канон, архитектура освободилась от догматического стандарта предшествующего времени. Возникли новые композиционные системы, в которых нашли воплощение народные представления о красоте архитектурного сооружения. Киев не стоял в стороне от этого процесса, как еще недавно это казалось исследователям древнерусской архитектуры. Об этом свидетельствуют не только письменные источники, столь ярко описывающие постройки того времени и мастерство киевского зодчего Петра Милонега, но и остатки киевских зданий, относящихся к новому архитектурному стилю. И есть все основания считать, что главные черты этого стиля, столь близкого по характеру к развивающейся в странах Европы готике, к так называемому «ренессансу Палеологов» в Византии, к живописному стилю Закавказья и зодчеству балканских стран, сложились под влиянием того процесса, который ярко проявился в художественной жизни конца XII — начала XIII вв.

В эпоху иноземного владычества, и особенно в период освободительной войны украинского народа XVII в., запустелые, полуразрушенные, но величественные и прекрасные в художественном совершенстве памятники древнего Киева напоминали украинскому народу о славном прошлом единстве, о кровной близости трех братских народов — русского, украинского и белорусского. Иноземные властители пытались уничтожить эту память, разрушая древнерусские постройки, но в их защиту украинский народ не раз поднимался с оружием в руках. Восстановление этих памятников становилось важным политическим событием того времени, а восстановленные — они сыграли немалую роль в формировании национальных черт украинского зодчества, переживавшего расцвет после воссоединения Украины с Россией.

Все эти сооружения дают возможность дополнить картину грандиозных строительных работ, выполнявшихся в начальный период зодчества Киевской Руси. Обращаясь к композиционным приемам народной архитектуры, восходящим к древнерусским истокам, русские зодчие в сооружениях периода становления русского государства в XIV—XV вв. в прославленных храмах-памятниках XVI в., в красочных постройках XVII в., подобно зодчим Киевской Софии в стилях своего времени создавали торжественные многоглавые композиции. Украинские архитекторы в XVII в. создали яркий и самобытный архитектурный стиль, основной особенностью которого было обращение к тем же народным композиционным приемам.

Так возникли Георгиевский собор Выдубецкого монастыря и Всехсвятская церковь над Экономическими воротами Киево-Печерской лавры, по праву считающиеся шедеврами украинского зодчества.

Иные характерные черты, выразившиеся не только в композициях, но и в типах построек, имела другая киевская традиция. Она восходит к Успенскому собору Киевского Печерского монастыря, по образцу которого еще в XII в. строились соборы во многих древнерусских городах. Русские и украинские зодчие обращались к этой традиции в тех случаях, когда необходимо было подчеркнуть преемственность сооружений от крестовокупольных храмов Киевской Руси. К традициям крестовокупольной системы восходят постройки ряда монастырских соборов в Киеве, Чернигове, Лубнах, Полтаве, хотя в каждом случае зодчие вносили и в типы, и особенно в композиции зданий новые черты, нередко совмещая традиции построения планов древнерусских сооружений с композиционными приемами деревянной украинской архитектуры.

Таким образом, корни русской, украинской и белорусской архитектуры уходят в Древнюю Русь, и приемы строительной техники, выявленные при раскопках древних жилищ киевского Подола, особенности оборонительной деревянно-земляной архитектуры, типы и формы культовых сооружений еще немало столетий оказывали влияние на зодчество восточнославянских народов.