Продолжение реконструкции Москвы в послевоенные годы

Строительство в Москве после окончания войны быстро набирало силы. В 1946 г. начали достраивать и возводить заново первые послевоенные многоэтажные дома на магистралях, пока единичные — на улице Горького, Можайском шоссе. Садовом кольце. Но уже в 1947—1948 гг появилась возможность вернуться к системе комплексной застройки — дома в 4—8 этажей по типовым проектам начали сооружать крупным массивом в районе Песчаных улиц. В то же самое время использование свободных территорий под малоэтажные постройки было прекращено. Темп строительства к 1951 г. достиг 738 тыс. кв. м жилой площади в год — вновь стали создаваться крупные массивы, размещение которых неизбежно заставляло решать и проблему города в целом.

Однако и независимо от этого творческое мышление архитекторов в первые послевоенные годы было захвачено градостроительными проблемами небывалого масштаба, с которыми связывалось восстановление разрушенных городов. С самого начала — еще в годы войны — стал общепризнанным принцип решительного преобразования планировки и застройки в ходе восстановительных работ. Широкий размах этих работ делал необходимостью системный характер их проведения, их подчинение единому замыслу при решении любых частных задач. Ведущая роль градостроительного начала стала декларироваться как важнейшее качественное отличие советской архитектуры от зодчества прошлого и архитектуры современного Запада. Город — уже не теоретически, а вполне практически — стал рассматриваться как целое.

Взгляд на город как на целое заставил ощутить особую роль общегородского центра. Утвердился и взгляд на городской квартал как на законченное архитектурное целое и систему организации жизненных функций Градостроительные идеи связывались с принципом ансамблевой застройки, причем выдвигалось требование ввести в ее художественное единство не только общественные сооружения и пространства, но и жилые комплексы.

Последовательному осуществлению таких идей препятствовало и то, что сам механизм управления громадными системами городов не был еще в достаточной мере отлажен, и то, что представления о целостности архитектуры и ее художественно-эстетических задачах получили в этот период весьма противоречивый характер, о чем будем говорить ниже. Однако устремление к широким градостроительным решениям было верным и плодотворным.


Представление о целостности Москвы как городского организма лежало в основе решения о строительстве в Москве системы высотных зданий, принятого в 1947 г. Задуманы эти здания как своеобразное сопровождение грандиозной вертикали Дворца Советов, строительство которого прервала война.

На редкость очевидное раскрытие пространственной структуры города через систему объемных ориентиров — крупных общественных зданий — было издревле особенностью Москвы. Искусно сочетаемое с пластикой холмистого рельефа, излучинами рек и далекими перспективами долин, размещение главных построек не только позволяло легче ориентироваться, но и придавало неповторимое своеобразие «зрелищу Москвы». Однако по мере того, как средняя этажность рядовой застройки увеличивалась, тонули в ней искусно расставленные вехи, угасало фантастическое богатство силуэтов. Неизмеримо более обширными стали и пределы города.

Высотные сооружения должны были возродить в новом масштабе особенность, исторически присущую Москве как единому целому, как ансамблю. Ожерелье из восьми вертикалей выявляет центральное ядро столицы; их тщательно продуманное расположение связано как с топографией города, так и со структурой его плана. Комплекс зданий Московского государственного университета на Ленинских горах отметил главное направление развития городского массива — на юго-запад от центра; он подчинил себе перспективы вдоль Москвы-реки в сторону от Кремля и стал ориентиром при подъезде к столице со стороны Варшавского, Калужского, Можайского шоссе. С рекой непосредственно связано положение дома на Котельнической набережной, гостиницы на Дорогомиловской набережной (ныне набережная Тараса Шевченко). В формировании приречных ансамблей участвует и административное здание на Смоленской площади.

Последнее стало и одним из тех, которые отмечают трассу Садового кольца вместе с домом на площади Восстания и административным зданием у Красных ворот (ныне Лермонтовская площадь). «Главный вестибюль» столицы — Комсомольскую площадь отметило здание гостиницы. Восьмое, оставшееся неосуществленным, проектировалось в Зарядье, где теперь гостиница «Россия». Все эти сооружения организуют далекие перспективы внутри города и с подъездов к нему, взаимодействуют между собой, раскрывая в панорамах систему Москвы в целом, и вместе с тем активно влияют на свое непосредственное окружение.

Создание высотных сооружений побуждало к энергичному развитию строительную технику — осваивались новые конструкции и методы производства работ, расширялась промышленность строительных материалов, готовились квалифицированные кадры. В связи с этим было решено перейти в Москве в основном на строительство домов от 8 до 14 этажей, укрупняя застройку магистралей и добиваясь более эффективного использования территорий. Тем самым ставилась и проблема увеличения основных единиц, из которых тогда складывалась застройка, — жилых кварталов.


Тенденция к архитектуре образной, продолжающей на новом историческом этапе основную линию развития национальной художественной культуры, определившаяся в довоенные годы, к концу 1940-х годов приобрела весьма противоречивый характер. Стремление к немедленным художественным достижениям, к созданию сейчас, сегодня «советской классики» привело к переносу на новостройки арсенала готовых форм, неизбежно чуждых не только функции и конструкции сооружений, но и современному мироощущению. В этом украшении архитектуры архитектурой вырабатывался подход к художественной образности как к чему-то привносимому извне, дополнительному по отношению к реально необходимому. Архаичность формы, в которой доминировало заимствованное, стремились преодолеть иллюстративным использованием средств изобразительного искусства — именно они указывали на современность злободневностью своей тематики. Настроение всеобщего подъема, приподнятости, царившее в послевоенные годы, претворялось при этом в официальную парадность и театральную патетику.

Эти противоречия в той или иной степени присущи архитектуре высотных зданий конца 40-х — начала 50-х годов. Из-за них рациональные решения функциональной организации и конструктивной структуры оказались оттеснены предвзятостью формальных схем и архаичностью пластической трактовки зданий. Но глубокий анализ градостроительной ситуации принес свои плоды — важные традиционные черты ансамбля центра Москвы были возрождены. Интересен и опыт композиционной увязки сооружений. В 1950 г., когда развернулось их строительство и стали в натуре определяться силуэты, было проведено сопоставление всех проектов и откорректирован рисунок венчающих частей, с тем чтобы сблизить их характер между собой и с вертикалями старой Москвы. При этом довольно существенным изменениям подверглись здания на Смоленской площади и площади Восстания, получившие шатровые завершения; была развита и дополнена высоким шпилем венчающая часть центральной башни МГУ.


Ансамбль новых зданий университета на Ленинских горах (1949—1953, архитекторы Л. Руднев, С. Чернышев, П. Абросимов, А. Хряков, В. Насонов) — крупнейший в системе высотных сооружений. Занимая одну из точек, господствующих в топографии города (примерно на 75 м выше уровня Москвы-реки), комплекс с его сложным силуэтом стал доминантой множества городских пейзажей, неожиданно раскрывающихся через разрывы в плотной застройке центра и между строгими объемами корпусов юго-западного района, вдоль русла Москвы-реки, в живописной долине Сетуни и с еще незастроенных холмов у кольцевой автодороги. Шпиль, поднявшийся на 310 м от уровня реки, издали виден при подъезде к Москве с юго-запада или запада.

Пластичная, насыщенная контрастами пространственная композиция МГУ хорошо организует и ближайшее окружение с партерным садом, простирающимся до высокой береговой террасы. Силуэт, ритмично нарастающий к центру, динамичен. Корпуса, расходящиеся от центра в ширину, как бы затягивают пространство в открытые дворы, лежащие у подножия. Привлекает бесконечное богатство изменяющихся ракурсов, в которых видит здания приближающийся зритель. Авторы долго и тщательно работали над очертаниями объема, проверяя их на бесконечном множестве макетов, прорисовывая силуэт. Композиция была всецело ориентирована на наблюдение извне, внутренняя организация корпусов подчинялась форме, по сути дела скульптурной.

Группировка корпусов вокруг открытых двориков обеспечила расчлененность сложного функционального организма. Однако подчинение предвзятой формальной схеме дает себя знать — в растянутости внутренних коммуникаций, в перенапряжении отдельных узлов, во взаимосвязях помещений, подчас мало оправданных функционально. Всюду подчеркнутая симметричность, выдержанная как в целом, так и в частях, утомляет, как и преувеличенные величины самого здания и подходов к нему. Здание перегружено пластическими деталями, контрастами материалов и фактур (особенно в интерьерах). Чрезмерно и обилие скульптурных изображений, сохраняющих иллюстративность даже на большой высоте, где скульптура воспринимается лишь в самых общих очертаниях.


И все же романтический накал замысла и великолепие обширных пространств, к которым раскрыт ансамбль, берут свое. Эта архитектура запоминается. Отбросив ненужное, память хранит впечатляющий образ.

Воздействие высотной доминанты, которую образовали корпуса МГУ, распространяется на громадную территорию. Градостроительная роль 27-этаж-ного (высота центрального корпуса 170 м) административного здания на Смоленской площади (1948—1953, архитекторы В. Гельфрейх и М. Мин-кус, инженер Г. Лимановский) более локальна. Но и вокруг него стала складываться обширная пространственная система. Развернутой грудью принимает на себя пластично решенный широкий корпус осевую перспективу протяженной площади, спускающейся к Бородинскому мосту. В проекте здание отдаленно напоминало один из ложноготических небоскребов Нью-Йорка — госпиталь на берегу Ист-Ривер, построенный в 1930-е годы и также поднимающийся развернутой по фронту пластиной. Дополнение объема декоративной шатровой надстройкой сильно изменило не только венчание, но и общий характер здания на Смоленской, подчеркнув его террасообразность и связав с московской традицией силуэтных завершений.

Здание имеет легкую наружную стену при мощной каркасной конструкции. Однако стена эта декорирована пилонами большого выноса (осуществление одного из мотивов проекта Дворца Советов, в числе авторов которого был В. Гельфрейх) — традиционное представление о монументальности связывало ее с массивностью. Вместе с тем формы здания масштабны, и, несмотря на контраст величин оно вписывается в перспективы, раскрывающиеся вдоль приарбатских переулков, не разрушая присущей им камерности.

Постепенное ритмическое нарастание масс к центральному объему, имеющему 24 этажа (176 м), отличает высотный жилой дом, расположенный при слиянии Москвы-реки и Яузы (Котельническая набережная, 1/15), построенный в 1948—1952 гг. по проекту архитекторов Д. Чечулина, А. Ростковскогс и инженера Л. Гохмана Высотный объем здания, имеющий трехлучевое очертание плана, поставлен на оси стрелки; он завершает перспективу Москвы-реки от Кремля и господствует над прилегающим районом. Многое в частностях решения нельзя здесь признать удачным, даже если не подвергать сомнению общий стилистический характер сооружения. Очевидна ложность трактовки первых пяти этажей центральной части, облицованных гранитом, как громадного цоколя, груба, немасштабна декоративная бутафория венчающих частей с их чудовищно огромными обелисками и парапетами, в то время как центральный шпиль слаб и не имеет перехода к венчающей башне. Несомненно, однако, что силуэт здания вписался в сложившийся архитектурный ландшафт центра Москвы. Здание не только завершает обширные пространства реки, но и входит в перспективы живописных улиц и переулков, спускающихся по склонам холмов к долине Яузы. Ступенчатость объема, достаточно крупного для далеких перспектив, позволила создать спокойный переход от него к окружающей застройке. Приходится пожалеть, что главный объем и крылья здания, расположенные вдоль Котельнической набережной, скрыли склоны живописной Швивой горки, одного из главных холмов исторической Москвы; перекрыты прекрасные панорамы, открывавшиеся с холма в сторону центра. Но при всем том трудно представить центр Москвы без этого ставшего теперь привычным силуэта.

Высотный жилой дом на площади Восстания (1950—1954, архитекторы М. Посохин и А. Мндоянц, инженер М. Вохомский) образует эффектное завершение больших отрезков Садового кольца и радиальных улиц; он господствует над лежащей на пониженных участках территорией зоопарка и кварталами Красной Пресни. Крылья здания крутыми террасами поднимаются на 18 этажей, 22 этажа имеет центральный объем, над которым до 160 м поднимается восьмигранная башня со шпилем-шатром. 452 квартиры заключает в себе это сооружение. Уступы крыльев обеспечили переход от мощного главного массива к окружающей застройке.

В наибольшей мере связано с обращением к традиционным прообразам 17-этажное здание гостиницы «Ленинградская» на Комсомольской площади (1949—1953, архитекторы Л. Поляков, А. Борецкий, инженер Я. Мятлюк). Стремясь подхватить основную направленность своих предшественников по застройке площади — Шехтеля и Щусева, авторы проекта создали своеобразную стилизацию на темы русской архитектуры XVII века. Внешний облик здания отмечен целостностью, которой, однако, не удалось достичь в интерьерах. Очертания объема, очень точно найденные в соотношениях с окружающим пространством и его застройкой, дают своеобразную интерпретацию русских столпообразных построек. Однако их оказалось затруднительно использовать для современной гостиницы. Возникли неудобства планировки, а число номеров на каждом из этажей высотной части оказалось несоразмерно малым.


Начинающая Кутузовский проспект гостиница «Украина» (1950—1956, архитектор А. Мордвинов и инженер П. Красильников), высотный объем которой имеет шпиль, поднимающийся более чем на 200 м, занимает ответственную градостроительную позицию: на нее ориентированы крупные проспекты — Калинина и Кутузовский, она господствует над глубокой излучиной Москвы-реки. Архитектура этого здания, однако, наиболее противоречива. Приемы классицизма, которые использовал архитектор, жестко диссонируют с нетрадиционными величинами и пропорциями сооружения. Неудачен и силуэт его завершения, негармоничный и резкий.

Административное и жилое здание у Красных ворот (1949—1953, архитекторы А. Душкин, Б. Мезенцев, инженер В. Абрамов) имеет прямоугольную в плане высотную часть, длинная ось которой следует направлению Садовой-Спасской, но композиция ее повторяет характерные приемы центрических квадратных в плане ярусных башен, что рождает неприятный диссонанс. Рисунок деталей исходит от прообразов украинского и русского барокко.

Начало строительства восьмого высотного здания в Зарядье сильно затянулось из-за необходимости в больших сносах и трудностей подготовки территории. Тем временем целесообразность создания высотного объема в соседстве с Кремлем стала вызывать все более серьезные сомнения, и проект (архитектор Д. Чечулин) был отклонен.

В конце 40-х годов в теории архитектуры укоренилось мнение, что решающим моментом для определения специфики архитектуры является присущее искусству отражение эпохи и ее идей в художественных образах. Единство реалистического метода в искусстве социализма при этом, казалось, должно выражаться в некой общности не только содержательного наполнения, но и формы, правдиво отражающей жизнь и несущей черты национальной характерности. Реалистичность архитектуры начинали связывать не с тем, как она удовлетворяет жизненные потребности, а с символизацией идей средствами скорее иллюстративными, чем эмоционально-выразительными (эмблематика, воспроизведение форм архитектуры прошлого, с которыми связаны определенные представления, атрибуты национального). Эти теории, активно навязывавшиеся практике, получили отражение и в высотных зданиях Москвы.

Сама нетрадиционность таких сооружений исключала прямое копирование традиционных прообразов. Однако ассоциативные связи их с характерно московскими традициями прошлого были достаточно развиты и многообразны (особенно откровенными «цитатами> изобилуют чисто декоративные венчающие части высотных зданий).

Вместе с проектом Дворца Советов высотные здания Москвы стали задавать тон всему новому строительству. Критика заговорила о «триумфе вертикальных композиций» как характерной черте советской архитектуры, выражающей «раскрепощение могучих сил»; эту черту противопоставляли «механическому горизонтализму» западной архитектуры. Подобные вульгаризаторские обобщения имели отклик в.подражаниях московским вертикалям, волна которых прокатилась через крупные и не очень крупные города, часто вопреки не только градостроительной ситуации, но и реально необходимым величинам сооружений.

В Москве, впрочем, перенос характерных форм высотных зданий на крупные, но не высотные постройки — административные и жилые — был достаточно естественным. В начале 50-х годов таким образом были построены крупное административное здание в конце Ленинградского проспекта, там, где начинается Ленинградское шоссе (архитекторы В. Андреев и Г. Вольфсон); 9—13-этажный жилой дом в 1-м Новоподмосковном переулке близ платформы Ленинградская (архитектор В. Андреев); жилой комплекс на проспекте Мира, 118—122 (архитектор И Ловейко и другие); дом на Ломоносовском проспекте, 14 (архитекторы Я. Белопольский и Е. Стамо). Фасадная стена, превращенная в чередование пилястр и вертикальных рядов окон; сложные раскрепованные карнизы, не останавливающие движения форм по вертикали; декоративные башенные надстройки — все это стало приметами таких откликов на архитектурные темы высотных сооружений.

Наметить конкретные преобразования, которые становились необходимы после появления высотных зданий, должен был новый генеральный план реконструкции Москвы. Решение о его разработке было принято в 1949 г., а в 1951 г. он был утвержден (разработан под руководством архитектора Д. Чечулина). План этот основывался на принципах, воплощенных в Генеральном плане 1935 г., но уточнял и корректировал их в соответствии с послевоенной ситуацией. Он был основным документом, направлявшим застройку города до 1960-г.