На рассвете 22 июня 1941 г. фашистская Германия напала на Советский Союз. Начавшаяся война круто изменила жизнь всей страны, ее городов, изменила жизнь каждого. В первый же день войны была объявлена мобилизация. Началась запись добровольцев. 12 дивизий народного ополчения сформировала Москва. Город был объявлен на военном положении, ночами погружался в полную темноту. В ночь на 22 июля Москва испытала первый налет вражеской авиации. Ее противовоздушная оборона была стойкой и умелой — лишь отдельные самолеты прорывались, беспорядочно сбрасывая бомбовый груз. Сгорели Книжная палата, размещавшаяся в одном из прекрасных памятников московского классицизма — бывшем доме князя Гагарина на улице Чайковского, здание Театра имени Вахтангова на Арбате; тяжелые повреждения получил Большой театр, разрушены некоторые жилые постройки. Москва, однако, не была деморализована, напряженный ритм ее жизни сохранялся. 94% промышленных мощностей столицы стало работать на нужды обороны.
Мощная группа фашистских армий «Центр» упорно рвалась к Москве. В июле, когда завязалось Смоленское сражение, москвичи вместе с воинскими частями начали строительство оборонительных рубежей на дальних подступах к столице. После прорыва немецко-фашистскими войсками линии Западного фронта Москва стала прифронтовым городом. Оборонительные сооружения создавались уже в Московской зоне обороны — на ее внешнем поясе, главном рубеже в 15—20 км от центра города и на городских оборонительных рубежах по Окружной железной дороге, Садовому и Бульварному кольцу. Были сооружены сотни километров противотанковых рвов, эскарпов, контрэскарпов, линий надолб, 30 тыс. огневых точек и дотов. Полмиллиона москвичей и жителей области участвовали в этой работе.
Многие центральные ведомства, предприятия, научные и культурные учреждения были эвакуированы из Москвы. Но город жил. И 7 ноября 1941 г., как всегда, на Красной площади состоялся военный парад. Прямо на передовую шли войска после этого парада...
Во время последнего рывка к Москве, который немецкие армии начали 15 ноября 1941 г., фронт в некоторых местах на 25 км приблизился к городу. Но уже 5—6 декабря началось контрнаступление советских войск. Группа немецко-фашистских армий «Центр» потерпела тяжелое поражение и откатилась. Уже в 1942 г. началась реэвакуация московских предприятий тяжелой промышленности.
Война затормозила реконструкцию Москвы, но даже в периоды самой большой опасности созидательная деятельность не прекращалась. В 1941 — 1945 гг. капитальные вложения в городское хозяйство Москвы превысили 1 млрд. руб. Они расходовались не только на устройство новых линий троллейбуса и трамвая, поддержание сооружений и улиц. Продолжалось и строительство метрополитена — в 1943 г. Горьковская линия продолжена до района ЗИСа, а в 1943—1944 гг. на Арбатско-Покровском радиусе введен участок от Курского вокзала до Измайлова.
Вопреки всем трудностям военного времени третья очередь московского метро создана на более высоком техническом уровне, чем первые очереди. Без скидок на ситуацию создавались и станции. В их архитектуру, широко используя скульптуру и мозаику, вводили образы, увековечивающие труд и славу военных лет. Среди станций этой очереди наиболее значительны по художественному уровню решения «Автозаводская» и «Электрозаводская».
Первая, станция мелкого заложения, сооружена по проекту архитектора А. Душкина. Ее плоское безбалочное покрытие поддерживают легкие, стройные колонны, облицованные мрамором (прием этот напоминает использованный ранее тем же автором для станции «Дворец Советов»; здесь, однако, нет органичной связи между архитектурной формой и устройством освещения, которая так много дает облику той станции). Мозаичные панно на путевых стенках выполнили художники В. Бородиченко и Ф. Лехт.
Целостность и строгость отличают облик «Электрозаводской» — станции глубокого заложения (архитекторы В. Гельфрейх и И. Рожин) с ее беломраморными пилонами и белым сводом среднего пролета, в кессонах которого устроены источники света. Приемы пластической организации формы и искусственного освещения здесь приведены к единству. Со стороны среднего пролета массивные пилоны красиво вырисовываются на фоне гладкого красного мрамора путевых стен. Верхняя часть пилонов включает тематические рельефы Г. Мотовилова, зажатые между неким подобием триглифов дорического фриза — фрагмент наименее удачный в композиции Вялая иллюстративность рельефов чужда эмоциональному строю архитектуры, рождающему ощущение силы, целеустремленной энергии.
Отметим также станцию «Измайловская» (архитектор Б. Виленский, скульпторы М Манизер, Г. Мотовилов), самую крупную для того времени. Размеры ее определялись расположением близ места, где перед войной было начато строительство Центрального стадиона с трибунами на 200 тыс зрителей; намечалось и развитие Измайловского парка культуры и отдыха. Чтобы справляться с большим наплывом пассажиров, станция имеет дополнитетьный, третий путь. Ее плоское балочное покрытие опирается на два ряда мощных столбов — крупность простых форм и просторность определяют особый характер облика. Скульптура и живопись объединены темой героического партизанского движения в годы Великой Отечественной войны.
С лета 1944 г. вновь развернулись работы по жилищному строительству. Не хватало материалов и механизмов для осуществления работ, не было квалифицированных мастеров. Выход был найден в строительстве небольших построек в два три этажа они сооружались на Хорошевском шоссе, в Измайлове, Текстильщиках, Люблине, на Октябрьском поле.
Малоэтажное строительство продолжалось и в первые годы после завершения войны, пока не окрепли вновь московские строительные организации. Велось оно комплексно застраиваемыми небольшими кварталами, включавшими постройки сети культурно-бытового обслуживания. В 1946 г. выстроен комплекс из двух-трехэтажных домов с высокими щипцами крутых кровель на Перовом поле (архитекторы А. Арефьев, М. Лисициан, Г. Малян). Тот же коллектив под руководством И. Жолтовского проектировал квартал в Измайлове на Первомайской улице близ парка. В 1946—1948 гг. построен двухэтажный квартал в Люблине по проекту архитектора Д. Соболева. Домики на 8—12 квартир, конечно, выпадали из масштаба величин, ставшего привычным для застройки новой Москвы. Чтобы избежать сравнений с крупными сооружениями предвоенных жилых массивов, архитекторы стремились как бы перенести в иную плоскость бытия свои малоэтажные комплексы, придавали им нарочито гротескный, театрализованный характер. Высокие щипцы и конические завершения эркеров-башенок, каменные ограды между свободно поставленными домами с гипертрофированными волютами, столбами и воротами, нарочито крупные детали, подчеркивающие камерную интимность построек,— вся эта пряничная сказочность должна была компенсировать измельченность застройки, скудость средств ее осуществления, предельную экономность жилищ. Более комфортабельные и лучше построенные дома в два-три этажа на Хорошевском шоссе (1946—1947, архитектор Д. Чечулин) не имеют этой утрированности форм, их детали скромны и ненавязчивы. Однако все эти комплексы создавались с затратами территории, недопустимо расточительными для такого города, как Москва. Перестройка их стала неизбежна