Кроме трех измерений в архитектуре играет роль и четвертое измерение — восприятие во времени, жизнь человека в архитектурном пространстве.
История архитектуры показывает разнообразные, порой фантастические примеры объемно-пространственной композиционной организации.
Архитектурные произведения и пространственные комплексы, художественные ансамбли создавались волевым решением и действием, иногда в относительно короткие сроки, а чаще постепенно в течение длительного времени, как своеобразная эстафета в условиях постоянно сменяемых социальных и функциональных требований и смещения стилевых направлений. Нередко для осуществления архитектурного замысла не хватало жизни одного автора-архитектора или целого поколения. Архитектура — не вечна, как и все остальное в этом мире. Города создаются и исчезают, а сохранившиеся находятся в непрерывном движении и развитии.
В борьбе за существование, еще на заре человечества появилась необходимость в искусственно созданной пространственной среде, способствующей сохранению и продолжению жизни.
По мере перехода от примитивных к более высоким социально-общественным формам бытия у человека возникла необходимость в организации искусственного пространства, вызвавшая к жизни архитектуру как искусство.
Архитектурную форму можно рассматривать как материально-осязаемую, композиционно выраженную грань взаимодействия внешнего и внутреннего пространств. Появление этой грани отвечает необходимости разделения пространств и служит материальной оболочкой, ограждающей человека от воздействия неблагоприятной внешней, природной, а порой и социально-общественной среды (стены и крыши жилых домов, храмов и дворцов, крепостные стены кремлей, монастырей и т.д.). Однако и сами здания становятся гранью между городскими пространствами, между улицей и двором, городской площадью и внутриквартальными пространствами. Перерастая в обширные пространственные структуры, городские поселения могут в свою очередь разграничивать более крупные и сложные пространства как внутри, так и вне себя, между городскими зонами, районами, городами и их "спутниками".
На стыке пространств нередко активно создается архитектурная пластическая и монументальная декоративная форма. В точках пространственных соприкосновений, взаимопроникновений и связей создаются композиционные акценты. Во многих случаях исторически они возникали с привлечением наиболее активных художественных средств не только архитектуры, но и монументальных изобразительных или декоративных искусств.
Можно вспомнить бесчисленные композиционные акценты, в том числе входы в жилые и общественные здания — храмы, театры, административные здания, въезды в кремли и монастыри, разного вида сквозные проезды и триумфальные арки, портики, пропилеи и т.п.
Все эти обычно наиболее выразительные, привлекающие к себе внимание архитектурно-пластические художественно-образные формы призваны оказывать наиболее сильное эстетическое воздействие на человека. Они появляются на пути его движения, информативно отмечая место перехода из внешнего во внутреннее архитектурное пространство или акцентируя точки проникновения из одного пространства в другое, точки перетекания ряда пространств.
Смена пространств, переход из одного в другое обычно сопряжены со сменой зрительных впечатлений, сменой информативно-эстетической нагрузки, порой неожиданной, может быть даже превосходящей всякое воображение. Перемещение человека из малого пространства квартиры в пространство двора, улицы, площади, парковой зоны также сопровождается постоянной сменой пространственного восприятия окружающей архитектурной среды.
Откуда появилась у человека потребность словно бы лепить пространство, создавать взаимосвязанную цепочку впечатлений в окружающей его городской среде, то теснить дома друг к другу, повышая плотность застройки, то раздвигать их, не допуская смыкания, образовывать широкие пространства, площади, отступать, образуя открытые дворы-курдонеры перед фасадами, создавать изогнутые бульвары, прямые "главные улицы" — проспекты, неожиданные повороты и раскрытия через сквозные проходы и арки в другие соседствующие пространства к набережным, мостам, к водным и зеленым пространствам. Откуда эта тяга к красоте, выражаемой средствами архитектуры, декоративного и монументального искусства? Не зов ли это природы, не тоска ли по ней, не ностальгия ли это, не желание ли восполнить утрату живой природы, заменяя ее искусственной, каменной средой, не попытка ли воскресить ошущения первобытных восприятий природного пространства и ландшафта?
Ассоциации, связанные с впечатлениями от густого бора, сменяемого пространством широкой поляны, или зеленого луга, от узкой лесной прогалины, ведущей к пространству озера или реки, от горизонтали степного пространства к вертикалям отвесных скал, — смена неповторимых впечатлений в природном пространстве бесконечна. Не в связи ли с этим вызывают у человека чувство протеста стандартные повторения типовых, неизменяемых архитектурных форм и единообразных нетрансформируемых пространств?
Многие зодчие утверждали существование связи архитектуры с природой. Может быть наиболее обоснованно развивал эту идею в своей практике и теории И. В. Жолтовский. Изыскивая пропорциональные соотношения при проектировании зданий, он соотносил их с пропорциональными принципами роста деревьев, отмечая характер их природной естественной структуры, облегчающейся кверху от плотной силы древесных корней и ствола к его разветвлениям, прозрачным вершинам с тонким рисунком молодых побегов и трепещущих от ветра листьев, он сравнивал структуру и пропорции старого и молодого деревьев. Он восхищался мудрой красотой природы, пытливо изучая ее, и стремился привнести в архитектуру ее законы. Не случайно он любил пейзажи Коро с их тончайшей передачей живой природы. Наша удивительная планета, несмотря на активное наступление человека на ее природу, таит в себе загадки красоты, богатство бесконечно сменяющихся пространственных образований. В ней, в вечно живой природе, лежат принципы гармонии и контраста, сложных ритмов и пропорциональных соотношений, принципы и законы роста, структурных конструкций живых созданий. Жолтовский говорил: "...изучая законы живого органического роста в природе, зодчий создает свой собственный архитектурный язык, обеспечивающий живую органическую выразительность художественного образа..."1
Относительно недавно возникшая новая научная отрасль "архитектурная бионика" успешно стремится привнести в архитектуру некоторые принципы природно-структурного формообразования. Научные исследования оплодотворяют творчество многих архитекторов от Ф.Отто, П.Солари до А.Мутняковича, создавшего концептуальные модели "биогорода" — жилого района Братиславы и городского центра Загреба. Биологические принципы, заложенные в проектах, и урбанистические результаты послужили примером осознания отрицательных сторон градостроения, пренебрегающего принципами взаимодействия искусственной и естественной среды.
Значительный вклад в развитие архитектурной бионики внес Ю.С. Лебедев. В книге "Архитектурная бионика" (М., Стройиздат, 1990), вышедшей под его редакцией, обобщаются достижения отечественных и зарубежных архитекторов и ученых в области использования законов живой природы в мировой архитектурной практике.
Но может ли подлежать научному анализу воздействие взамосвязанного очарования природных пространств? Сможем ли мы преодолеть тот эстетический барьер, который возникает при восприятии красоты природы и создаваемой нами искусственной среды — вселить в эту среду животворный дух художественного вдохновения и человеческой теплоты.
Мы наступаем на природу, губим ее и, как всегда это делают поработители, ей же подражаем, порою сознательно, порою интуитивно. Мы даже спародировали крылья птиц и насекомых и поднялись в воздух, оторвавшись от земли, мы готовы отправиться в бесконечные пространства космоса. Современная архитектура еще не пришла к принципам научной и эстетической взаимосвязи с природой, по-существу, она делает в этом первые шаги. Города не должны быть коростой на теле земли, наши дома и города не должны бессистемно нарастать на ее поверхности.
Дело не только в красоте или пластическом своеобразии архитектурных объемов, а в разумной красоте пространственной взаимосвязи архитектуры и живой природы. Выход лежит не в единоборстве с природой, а в гармоничном слиянии, в приспособлении к ней. Насекомые жизнеспособны потому, что они лучше всех других живых существ умеют приспосабливаться, — человек же стремится подчинить себе природу, порою тем самым разрушая ее.
Дворцовый ансамбль — крепость в древней столице Болгарии Тырнове — настолько органично связан с природой, что трудно заметить грань перехода скалистого холма к архитектуре каменных стен, они словно бы естественно вырастают из скалистой природы. В еще большей степени это можно отнести к вертикальной композиции монастыря Мон-сен-Мишель с его устремленными к небу готическими формами, выросшими на вершине высокого холма. Венеция, с ее ажурной, кружевной архитектурой настолько виртуозно соединилась с архипелагом островов, что кажется произведением не человека, а природы.
Подобное чувство, в ином природном и масштабном ключе, вызывает и наш белостенный, сомасштабный человеку Суздаль, раскинувшийся на берегах реки Каменки. Высокие стены и башни Московского Кремля окольцевали высокий природный холм, охватив пространство, словно бы наполненное сверкающими драгоценностями, — дворцами и златоглавыми храмами. Древнерусские зодчие, органично использовав естественный рельеф земли, развернули кремлевскую панораму к югу, к солнцу, к Москве-реке, к просторам Замоскворечья.
Русские и иностранные зодчие петровского времени поняли пространственную сущность болотистой плоской местности, начертили прямые линии проспектов, создав объемно-пластические и композиционные акценты на набережных Невы. Город распластался, подчинившись природе.
Русло реки Сены, мирно текущей в природных ландшафтах Франции, стало главной пространственной осью Парижа. К реке обращены основные городские ансамбли. Остров Ситэ приобрел значение статического композиционного центра.
В одиноко стоящей церкви Покрова Богородицы на Нерли отразилась лирическая красота русской природы. Архитектурный образ одноглавого храма стал неотъемлемой частью ландшафта.
Гармоничную архитектурно-пространственную связь с природой знают многие старые города Европы, Азии и других континентов. Неразрывно соединялись с природой русские дворянские усадьбы и монастыри, итальянские виллы, французские средневековые замки.
Немало подобных примеров и в наше время.
Значение взаимодействия естественной и искусственной среды общеизвестно, и нет необходимости приводить примеры, когда это явление приобретает негативный характер. К сожалению, их более чем достаточно.
Используя природные ресурсы для градостроительных целей, человек, приближаясь к природе, воспринимает ее как источник красоты.
Самые лучшие возвышенные места у излучин рек выбирались нашими предками для строительства кремлей, церковных и оборонительных сооружений — будущих центров городов. Возникали монастыри и города и в низинах, как стоит по сию пору город Гороховец неподалеку от Владимира. Ставили города на скалистых и пологих морских берегах, высоко в горах и в оазисах среди пустынь.
Выбранное место, естественная природная структура определяли строительные материалы, планировочные и объемно-пространственные решения, размещение фабрик и заводов, общественных зданий, зеленых парков и площадей, направление улиц, устройство мостов и набережных, и в итоге — характер всей архитектурно-пространственной композиции.
Гармоничное соединение с природой — наиболее трудный и сложный процесс. Не случайно, не нарушая внешне природу, люди иногда уходили под землю, уводили и архитектуру с лица земли, или прятали ее с глаз долой, подобно древним ацтекам или майя, строивших храмы-пирамиды в зарослях лесов в потаеных местах.
Этот аспект проблемы может стать актуальным и при современном росте городов. Многие городские технические и общественные функции могут уйти под землю, освободив ее поверхность, — склады, транспорт, торговля, выставочные залы, различные виды обслуживания населения. Земля должна оставаться экологически чистой для живущего на ней человека.
В качестве одного из наиболее оригинальных современных примеров срастания архитектуры с природой, почти до полного в ней растворения, можно привести полуподземный комплекс теплиц Ботанического сада в Техасе архитектора Э.Амбасца2. Прием, использованный в проекте, позволил сохранить холмистый зеленый ландшафт местности. Железобетонные конструкции и пространственно-планировочная структура погружены в землю. Входные залы, переходы, двор-патио, теплицы для выращивания различных растений, включая высокие пальмы, находятся на подземном уровне. Над зеленой травяной поверхностью земли возвышаются лишь прозрачные, стеклянные призмы, регулирующие освещенность подземных пространств. Здесь архитектура почти исчезла, хотя и реально существует.
Современная тенденция в поисках различных форм связи архитектуры с природой все более и более завоевывает место в промышленной архитектуре — существовавший здесь принцип дешевизны и функциональности безнадежно устаревает в связи с повышением требований к улучшению микроклимата на производстве и к качеству производственной среды, где человек пребывает треть своей жизни.
Природа становится важной составной частью при организации пространств, где размещаются промышленность или научно-исследовательские институты, все более связанные с современными электронными системами.
На передовых американских и немецких предприятиях свободные пространства между зданиями, а также стены, плоские крыши озеленяются. Промышленные зоны все более и более перестают диссонировать с природным ландшафтом. Утопии 1920-х годов в советской промышленной архитектуре, ее смелые проекты промышленных садов и парков сегодня находят осуществление в натуре. Свидетельство этому тематическая выставка архитектуры ФРГ "Зелень между домами" ("Операция зелень"), организованная в 1990 г. в Москве при содействии С А СССР и Советской ассоциации ландшафтной архитектуры (САЛА).
В крупных японских городах Токио, Осака построены подземные общественно-торговые центры. Их пространственное решение, приемы искусственного освещения, живые цветы, шум водопадов и пение птиц позволяют забывать о том, что находишься в подземелье.
К современным примерам подземной пространственной архитектуры можно отнести и работу известного французского архитектора П.Шеметова, продемонстрировавшего возможности организации подземного пространства при реконструкции "Чрева Парижа", ставшего новым крупным общественным центром. С древних времен известны примеры подземной архитектуры — своеобразное исчезновение архитектуры с лица земли, среди них египетский пещерный храм в Абу-Симбеле, скальный храм в Гегарде (Армения).
Характерный пример наших дней — московский метрополитен, независимо от того, что он является по-существу транспортным инженерным сооружением, в его пространство вошла архитектура. Основной задачей для архитекторов стало создание подземной среды, где художественными средствами у человека снимается ощущение подземелья. Пешеходные и эскалаторные связи, подземные вестибюли и перроные залы, выполненные в мраморе, граните, керамике и металле представляют собой красочный, эстетически наполненный подземный город, бесконечную "анфиладу", зрительно усваиваемую, осязаемую постепенно, "пунктирно", как общую пространственную систему, нанизанную на скоростные транспортные линии метрополитена.
Эта система, воспринимаемая на уровне скрытого нижнего среза, стала существенной частью в образном раскрытии архитектуры всего города. Эстетическое и образное раскрытие большого города вообще многослойно, город воспринимается во времени, в многоуровневом пространстве. Так например, перемещение на катере по каналам Петербурга позволяет ощутить и понять этот город еще в одном своеобразном "венецианском" аспекте.
Уход под землю, камуфляж архитектуры, исчезновение ее с поверхности, конечно, вряд ли можно признать единственным или наиболее верным путем органического соединения с природой. Архитектура как род материальной, духовной и художественной деятельности человека имеет право на самовыражение, а методы постижения ее гармонической связи с природой безграничны. Это доказано всей историей развития архитектуры с древнейших времен. Финский архитектор Пиетиля, осуществляя строительство студенческого городка Диполи, не только нашел пластические архитектурные формы, органически вписавшиеся в суровую северную природу, но даже включил огромные гранитные валуны в интерьеры здания, подчеркнув взаимосвязь внешнего и внутреннего пространств.
Интересные примеры пространственной композиции демонстрирует садово-парковая архитектура. Характерно здесь использование природных факторов: рельефа земли, древесных насаждений, водоемов и т.п. Достаточно вспомнить парки Петергофа, Царского Села, Версаля или прекрасный парк виллы Д’Эсте в Италии, где в "зеленую архитектуру" неразрывно входит дворцовая архитектура, скульптура и водные инженерные и декоративные устройства. В "зеленой архитектуре" структурным материалом служит сама природа. Процессы создания напоминают огранку алмаза и превращение его в бриллиант. Однако, быть может высшее мастерство проявляется тогда, когда в пространстве парка трудно отличить придуманное от естественного, как это блестяще сделал архитектор-декоратор П.Гонзаго в Павловском парке.
Современность открывает и новые приемы взаимосвязи природы и архитектуры. Можно сослаться на "открытия" известного американского архитектора Д.Портмана, который в центре столицы штата Джорджия — Атланте, в районе Персиковых деревьев, воплотил свой причудливый архитектурный замысел в стеклянных цилиндрических объемах, где в композицию общего эстетического пространства входят цветущие деревья и экзотические цветы, фонтаны, водные бассейны, редкие птицы, живопись, мозаика и скульптура.
Примеров органического соединения с природой и даже полного ей подчинения история архитектуры знает немало. Но всегда ли мы проявляем пусть даже не любовь, а хотя бы уважение к природе сегодня. Не исчезает ли под бульдозерами природная красота естественного рельефа местности, не оскверняем ли мы убогой и хаотичной застройкой набережные рек в новых городах. Не разорвут ли гармоничную связь архитектуры с природой новые волевые архитектурные "взрывы" и в Париже, в городе, который дорог не только парижанам, но и всему человечеству. Не нарушили ли мы эту связь в Москве? Будем ли мы помнить в своем творчестве наставления И.В.Жолтовского, который, консультируя проекты, когда-то говорил: "У вас такая мощная красивая река, а вы городской центр отгородили от нее застройкой. Нельзя спорить с природой, надо, наоборот, слить вашу композицию с рекой, раскрыть центр на реку, выйти на набережную зеленым партером, тогда река будет работать на архитектуру города. Вспомните, как мудро решена Сенатская площадь в Ленинграде. Представьте себе, что Исаакий и памятник Петру были бы застроены с набережной, насколько потерял бы город. Какой бы большой ни была сделана в этом случае площадь, — она казалась бы маленькой в сравнении с пространствами Невы..."3
Подлетая на самолете к столице Израиля Тель-Авиву, можно увидеть мозаичное нагромождение малоэтажных "домов-кубиков на ножках", где плотно застроенная земля лишь иногда словно бы прорывается, высовываясь рыжими голыми холмами над городом. Одиноко и странно здесь долго маячили многоэтажный "Алмазный центр" и отель "Хилтон" на морской набережной. Лишь недавно поднялись еще новые высотные дома и разноэтажные жилые кварталы. Дробный характер отличает здесь многие города.
Плотный "ковер" городской планировки и распространенная здесь форма индивидуальных малоэтажных домов-кубиков исходят из необходимости изоляции от внешней среды, — отсюда глубокие лоджии, защищенные от солнца жалюзи, объем жилого дома, поднятого над землей на опорах, внутренний, проветриваемый снизу, световой дворик-колодец, куда обращены кухни и другие подсобные помещения, — все это архитектурные приемы, создающие необходимую прохладу и усиливающие обмен воздуха.
Современные европеизированные и порою нарочито экстравагантные общественные сооружения индивидуально разрознены и редко решают крупные, многоплановые композиционно-пространственные задачи. Европеизация архитектуры постоянно сталкивается с принципами, характерными для восточной культуры, тесно связанной с природными и климатическими местными условиями.
Восточный "климат яркого света" оказывает активное влияние на формирование городского пространства. Плотность массы застройки, глухие стены, теневые укрытия играют исключительную роль в защите от интенсивного света, жары, а порою и песчаной пыли, приносимой ветром из пустыни. Внутренние пространства приобретают значение озелененных и обводненных оазисов.
Анализируя особенности градостроительной культуры стран Востока, английские архитекторы Э. и П.Смитсоны выявили типические черты, характеризующие композиционно-пространственную и функциональную сущность организации восточных поселений. Наиболее характерен принцип плотной "ковровой" застройки, просеченной улицами-"трещинами" (по терминологии Э.Смитсон) с насаженными на них "дырами" площадей, на которых размещаются общественные элементы застройки — школы, мечети и т.п.
Эти исследования позволили Смитсонам создать, весьма обоснованно, проекты Эль-Кувейта, Тегерана и Иерусалима в традициях восточного градостроения.
Наиболее крупный масштаб раскрытия этой темы отличает проект Иерусалима, где сделана попытка соединить израильские и палестинские черты, своеобразно сшить края сходящейся здесь городской ткани, углубление и использование естественного рельефа ущелья для организации подходов к Дамасским воротам Иерусалима на двух уровнях. Расчистка ущелья позволила использовать нижний, древнеримский уровень для движения пешеходов.
Цельное впечатление оставляет пустыня Негев, ее нетронутый ландшафт словно бы с другой планеты, — обнаженность земного пространства с гигантскими геологическими разломами и перепадами поражает. Причудливые силуэты и удивительная скульптурная пластика вздыбленных скалистых образований порою кажется рукотворной. Гранитные обломы, вершины скал издали воспринимаются как средневековые замки или древние храмы, скопища огромных кубических камней в пологих осыпях похожи на палестинские поселения.
Покрытые кристаллами белоснежной соли глыбы камня и останки некогда погибших деревьев на берегах Мертвого моря напоминают абстрактные скульптуры. Это впечатляющая, самой природой созданная неживая пространственная среда. Великий Зодчий — природа — не любит повторений, она вечный источник своеобразия.
Достаточно вспомнить необыкновенное по своей неповторимой красоте чудо-озеро Байкал, с его удивительно прозрачной, поистине животворной водой, с его необозримым водным пространством, окруженным горами, поросшими темно-зеленым кедром, словно кружевом отороченным осенним золотом прозрачных нежных лиственниц.
Не породила ли среднерусская широко распахнутая земля, Владимиро-Суздальская и Ярославская, поэтическую, жизнерадостную русскую архитектуру?
Влияние климатических, природных, ландшафтно-пространственных факторов на архитектуру различных народов несомненно. Природное естественное пространство служит основой для создания пространства искусственного. Вступление на путь борьбы и преодоления сущности природного пространства таит в себе опасность трагической неопределенности в создании пространственной архитектурной композиции.
Высокий холм Афинского Акрополя, "семь холмов" Москвы Рима, крутая возвышенность Толедо, Трухилио, лагуна Венеции, плоский рельеф Петербурга, фьорды Финляндии, гористая местность Крыма и Кавказа — суть природные "матрицы" исторически сложившихся пространственных архитектурных образований.
Из "трех знатнейших" искусств — живописи, скульптуры и архитектуры — последнее является пространственным искусством. Живопись двухмерна, если не считать иллюзорного проникновения от плоской поверхности в глубину картины или влияния ее на внешнее пространство. Скульптура может работать на окружающую среду, участвовать в ее композиционной организации, в особенности в синтезе с архитектурой, оставаясь по своей природе искусством объемным, трехмерным.
Архитектура — пространственное искусство. К ее трехмерному, объемному, измерению следует добавить и четвертое измерение, которое позволяет зрительно воспринимать архитектурное пространство во времени. Архитектура как искусство способна решать пространственные, в том числе крупные градостроительные композиционные задачи, создавать пространственные системы взаимосвязанных, взаимоперетекающих пространств. Она способна создавать архитектурные комплексы и ансамбли, объемно-пространственные структуры, подчиненные единому композиционному замыслу. И что особенно важно, архитектура воспринимается не только в своих внешних объемно-пространственных измерениях, как скульптура, — характерным для нее является организация внутренних, внутриобъемных пространств различного назначения. При этом архитектура интерьера в немалой степени взаимосвязана с внешней формой, с внешней ее оболочкой, так же, как и внешняя форма зависит от организации внутреннего пространства. Композиционных приемов организации внешних и внутренних архитектурных пространств бесчисленное множество, критерием, по-существу служит фантазия архитектора.
История мировой и отечественной архитектуры предоставляет нам возможность познакомиться с многочисленными примерами осуществления разнообразнейших пространственных архитектурных замыслов.
К наиболее локальной, ограниченной категории относятся здания любого назначения, внутри объема которых за внешней архитектурной оболочкой композиционно формируется внутреннее пространство. Творческий процесс создания такого сооружения строится на принципах обратной связи и взаимодействия: пространство — форма, форма — пространство.
Подобно этому может развиваться целая система, состоящая из ряда внутренних "перетекающих" одно в другое, взаимосвязанных пространств (по горизонтали или по вертикали), объединенных общей композицией.
Великолепный Таврический дворец, построенный архитектором Е.И.Старовым в Петербурге, представляет собой систему развивающегося по горизонтали единого непрерывного пространства, геометрически сформированного как ряд контрастных по форме внутренних пространств. В этом его сила и красота.
Подобная пространственная связь может объединять ряд сооружений, а в идеале целый район или город, и восприниматься как единое композиционное целое.
Пространственная сущность архитектуры связана не только с функциональным ее назначением, она относится и к эстетической духовной категории. Она способна оказывать высокое эмоциональное, художественное воздействие на человека. Попадая в композиционно организованную пространственную архитектурную среду, перемещаясь в ней, человек может испытывать сложную гамму сменяющихся впечатлений. Процесс формирования в сознании общего впечатления от архитектурного замысла, восприятие запоминающегося художественного образа складывается из множества объемно-пространственных характеристик, во времени и пространстве. Этой особенностью с исключительным мастерством пользовались великие зодчие древности.
Примечания
1. Мастера советской архитектуры об архитектуре. — М., 1975. Т.1. С — 40.
2. Domus. 1989. № 3.
3. Мастера советской архитектуры об архитектуре, т. 1. — М., 1975, с.42.